Богатство - Страница 44

— Сударь мой! Я не слухи распускаю, а сведения о фактах, и не вредные, а самые достоверные…

— Вы доставили на Камчатку товары?

—Нет.

…Тогда непонятно, зачем вообще прибыл сюда «Редондо»?

Бриттен повидал Неякина и Нафанаила, которые сообщили ему: мол, Соломин явно не в себе, что и сам всенародно признал под пасху при вынесении городских святынь. От благочинного барон проследовал в больницу, где доктор Трушин выразился о Соломине таким образом:

— Это такая инфекция, что слов нету! Я уже сказал ему, чтобы он мне на глаза не попадался, потому что я за себя не ручаюсь. Да вы спросите Неякина

— он не даст соврать.

Неякин, прилипая к барону как банный лист, охотно доложил о позорных «неистовствах» начальника Камчатки:

— Стыдно сказать, пресветлый барон, но господин Соломин кажинный раз, как меня встречает, сразу плюет мне в глаз. Причем обязательно в левый… видите, как распух?

Предоставим слово Соломину. «Наутро из разных источников я стал получать заявления о том, что Бриттен объявил уже Камчатку под американцем, причем одновременно с этим объявлением он не преминул накинуть два рубля на кулек муки, чего он не мог сделать без моего ведома и согласия».

Урядник в сердцах даже наорал на Соломина:

— Да что вы смотрите-то? Будь я на вашем месте, у меня бы жук этот до конца войны из-за решетки выглядывал. Вон как он злодейски народ мутит.

Это правда, что в городе уже создалась унылая, давящая обстановка. Жители сходились в кучки, слышалось:

— Быть не может, чтобы Россию с хвоста делить стали!

— А ты Аляску забыл, браток?

— Охти, тошно… А вдруг Бриттен-то прав?

Звучали, правда, и другие речи:

— Плевать мы на всякие конференции хотели! Даже если весь Дальний Восток по кускам растащат, и то Камчатка постоит за себя, и ни под японца, ни под американца мы не пойдем — хоть ты режь нас тута!

В городе все дружно ругали Бриттена:

— Ишь орел какой! Прилетел невесть отколе, в одну минуту изо всех вас американцев понаделал, да еще товорит — с вас два рубля за мешок… Видали мы эдаких, да фукать на них хотели!

Исполатов поддержал урядника Сотенного:

— Советую вам немедленно арестовать фон дер Бриттена с его бесстыжими тевтонскими глазами.

Андрей Петрович отвечал, что у него нет юридической основы, чтобы, опираясь на нее, произвести арестование.

— Вы арестуйте его, — настаивал Исполатов, — а уж после войны пусть седовласые сенаторы кассационного департамента ковыряются в законах, выясняя, была у вас основа или таковой не было.

Соломин пригласил фон дер Бриттена в правление, где в присутствии многих свидетелей заявил ему:

— Я вынужден составить протокол о распространении вами слухов, вредящих настроению умов на Камчатке.

— Протокол… с какой целью? — фыркнул барон.

— С целью привлечения вас к ответственности…

Сказав так, Соломин повернул на столе судейское зерцало, обратив его к барону той гранью, на которой начертано: «Всуе законы писать, когда их не хранить или ими играть, яко в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было…» (слова старинные, еще петровские!). После чего все рассказы Бриггена о руинах Владивостока, о гибели флота российского, о конференции держав относительно раздела русских владений на Дальнем Востоке — все это (включая и наценку в два рубля на мешок муки) было тщательно запротоколировано. Закончив писать, Андрей Петрович спросил: — Вы по-прежнему утверждаете, что Камчатка должна отойти под владычество Соединенных Штатов Америки?

— Да, вместе с Чукоткой, а Сахалин — Японии.

— Ладно. Подпишитесь вот тут, барон…

До самого последнего момента Соломину казалось, что Бриттен побоится оставить свое факсимиле под таким документом. Но барон, не смутившись, подсел к столу и с видом, будто свершает благое дело, расписался внизу протокола. Соломин намекнул:

— А если я посажу вас в карцер?

— Вам диагноз уже поставлен, — нагло отвечал барон. — Я вообще не понимаю, чего вы тут раскомандовались? Можете сажать. Но выручать меня станет уже не Петербург, а Вашингтон!

Когда он удалился. Сотенный сказал:

— Вот погань какая… надо же так, а?

Соломин, проявив слабость воли, не нашел в себе мужества арестовать провокатора. Но если бы он послушался советов Исполатова и урядника и барон оказался бы под замком, — возможно, что камчатские события не обрели бы позже того трагического крена, который угрожал перевернуть Камчатку кверху килем.

Девятого мая Исполатов в своем полуфраке, мягко ступая торбасами, поднялся на второй этаж — в трактир Плакучего. Небрежно бросив на прилавок четвертную, попросил открыть шампанское. За столиком скромно (без выпивки) ужинали барон фон дер Бригген со своим прилипалой Heякиным… Исполатов послушал, о чем они беседуют, и во всеуслышание заявил барону:

— Сейчас же прекратите дурацкие разговоры о гибели России, иначе я в два счета выброшу вас отсюда.

— Кто это такой? — спросил Бриттен у Неякина.

— Тип! — отвечал тот неопределенно.

Вид светского фрака при засаленных торбасах вызвал у потомка крестоносцев чувство, близкое к гадливости, и указательным перстом, сверкнувшим перстнем, Бриттен указал трапперу на дверь:

— Попрошу вас удалиться и впредь не мешать мне… Кто здесь, на Камчатке, хозяин — вы или я?

— Конечно, я! — отвечал Исполатов.

Два громадных синяка возле глаз никак не украшали сейчас искателя удачи. Но жестом, не менее величавым, нежели жест барона, указующий ему на двери, траппер бросил перед Плакучим еще одну четвертную: Шампанского… открой!