Богатство - Страница 3


К оглавлению

3

— Кох, кох! — и вожак уводил упряжку направо.

— Хугг, хугг, хугг! — и нарты катились влево.

— Нига, нннга-а! — кричал Исполатов, приказывая замедлить бег…

Наконец и завечерело. В изложине меж гор открылась широкая долина — это его долина. Летом она будет стонать от шмелиного зноя, вся в удушье сладких высоких трав, а сейчас долина покоилась под синими снегами, тихо звеня от морозов. Далеко за распадком, словно желтый глаз хищника, замерцало окошко зимовья — это Марьяна зажгла керосиновую лампу. Что-то там мелькнуло, тревожа охотника. Моментально остол в снег: стопор! Исполатов достал из сумки полевой бинокль. Через его сильную оптику он видел, что от зимовья отъехала почтовая упряжка. Одним рывком траппер отдал крепления на нартах и весь груз опрокинул в сугроб. Теперь облегченные нарты пошли быстрее…

Явинский почтальон заметил погоню и, почуяв неладное, еще издалека начал орать Исполатову:

— Ты что задумал? Оставь меня по-хорошему… Оставь, говорю, иначе угроблю здеся — никто и костей не сыщет!

Было видно, как он вовсю лупит собак по головам концом своего остола. Исполатов часто дергал потяг, словно играя пальцем на туго натянутой струне, и эти подергивания тут же передавались на холку Патлака, который увлекал за собою упряжку. И хотя собаки почтальона были совсем свежие, все равно расстояние сокращалось… В руке соперника вдруг матово блеснул, вынутый из чехла, ствол винчестера.

— Отстань, каторжный! Чего привязался?

Первая пуля зыкнула над плечом траппера, вырвав клок шерсти из его кухлянки. Не сводя глаз с противника, Исполатов левую руку по-прежнему держал на потяге, а с правой зубами стянул рукавицу. На ощупь отстегнул из петель «бюксфлинт». Последовал лишь один выстрел — почтальона вынесло с нарт, его упряжка, испуганно лая, скрылась в сумерках… Исполатов повернул обратно — к дому. Неторопливо двигаясь, он первым делом освободил собак из алыков, выпряг вожака из потяга. Взяв горсть снега, съел его с жадностью.

Марьяна встретила его как ни в чем не бывало.

— Где-то стреляли, — весело сообщила она.

— Да. В деревню Явино почту провезли.

— Чего же почтальон палить удумал?

— Это я ему чем-то не приглянулся…

Исполатов по-хозяйски подкрутил коптящий фитиль лампы.

Чуточку оторопев, Марьяна спросила:

— Зачем же ему в тебя-то стрелять?

Охотник только сейчас посмотрел ей в глаза:

— Поди да спроси у него. Он в распадке валяется…

Женщина с криком выскочила прочь из зимовья. Исполатов шагнул на мороз, когда Марьяна уже возвращалась со стороны распадка, неся в руке малахай с головы убитого. Ее шатало. Но, приближаясь, она стала бросать в сожителя слова — оскорбительные, как грязные трактирные плевки:

— Да мне во Владивостоке шикарные господа по червонцу платили, а ты… хуже лягушки! У-у, морда каторжная! Думаешь, я не знаю, откуда ты бежал? А сейчас хорошего человека загубил… Я тебя на чистую воду выведу. Ты у меня дождешься, что побегаешь с тачкой по Сахалину…

Собаки с мудрым отчуждением сидели неподвижно, никак не реагируя на людские страсти. Они равнодушно восприняли второй выстрел. Устало присев на краешек нарт, Исполатов молча наблюдал, как умирает короткий камчатский день.

Вожак не выдержал и с тихой лаской подошел к хозяину. Тот запустил пальцы в его густую шерсть на загривке.

— Ну что, брат? — с душевной тоской спросил он пса. — Тебе, я вижу, стало жаль меня… Ничего. Это тоже пройдет. Как прошло и то, что было давно.

С океана дунул ветер, он заворотил подол на убитой, обнажив белые стройные ноги, а поземка быстро-быстро заметала женщину снегом, сухим и жестким. Исполатов поднялся и начал кормить собак. На этот раз они получили от него юколы гораздо больше обычной нормы.

В этом коротком романе отражены подлинные события, но имена героев (за редкими исключениями) я заменил именами вымышленными.

ВЫДВИЖЕНИЕ ГЕРОЯ

Андрей Петрович Соломин, редактор «Приамурских ведомостей», начал день с того, что устроил нагоняй своему токийскому корреспонденту Пуцыне, в прошлом киевскому шулеру, сосланному в места не столь отдаленные за неоспоримый и оригинальный талант никогда не бывать в проигрыше.

— Перестаньте из номера в номер писать свои статейки об успехах рыбопромышленной выставки в Осаке. Стоит ли восхищаться новыми орудиями лова, если вся наша лососина оказывается в японских или американских сетях?

— Но русский комиссар выставки Губницкий…

Соломин сразу же перебил Пуцыну:

— Я из него лепешку сделаю! Для кого он и статский советник, а для меня обычный гешефтмахер. Сейчас надо поставить акцент на визит в наши края военного министра Куропаткина, отразите нерушимую мощь русских восточных твердынь, а относительно Японии дайте читателю понять: не посмеет!

Оставшись в кабинете один, Соломин взялся сводить счеты с Губницким, неприязнь к которому испытывал давно. Губницкий целых 30 лет управлял Командорскими островами, и за время его неусыпного «княжения» янки опустошили котиковые лежбища, облагодетельствовав алеутов скрипучими граммофонами, цветными рубашками ковбоев, одеколоном с неистребимым запахом псины и бутылками виски с очаровательным привкусом керосина. Губницкий с американского разбоя имел миллионы долларов, которые и рассовал по швейцарским и лондонским банкам. Теперь он барином проживал в Сан-Франциско, поговаривали, что в Россию уже не вернется, а в Петербурге не нашли никого лучше, назначив именно этого хапугу комиссаром русского павильона на Международной рыбопромышленной выставке.

3